Глава XVI

Введение христианства в Польше по греко-славянскому обряду. Умолчание об этом польских летописцев и историков. Моравский князь Ростислав. Св. Кирилл и Мефодий. Начало миссионерской деятельности — проповедь у хозар, обретение мощей св. Климента, проповедь в Моравии, призыв их папой Николаем I в Рим, теологические диспуты в Риме и победа в них апостолов славян. Славянское богослужение в Риме.

В виду недостатка места мы не станем здесь рассматривать деятельность папства и римско-германской империи до второй половины X века, так как деятельность эта по отношению к славянам выражалась единственно в постоянных войнах и убийствах чехов и моравов, а прямо обратимся к временам введения христианской веры в Польше.

Польские летописцы и историки, ослепленные папизмом, умалчивают о том, что пред Мечиславом, т.е. со времен Кирилла и Мефодия, в Польше была введена первоначальная христианская, или православная вера. Упоминание об этом они считали или непристойным, или опасным ¹. Этот взгляд на греко-славянское вероисповедание был преимущественно следствием антагонизма, который появился у поляков по отношению к Руси во время религиозных войн. Польские историки и летописцы старались уничтожить вместе с памятниками православного вероисповедания в Польше даже память о нем в народе, придавая латинской вере характер и значение первоначального христианского исповедания; для заполнения же каким-либо образом пробелов первоначального периода существования латинской церкви в Польше они стараются (особенно Длугош) отнести, насколько возможно далее в древние века, назначение для Лехии латинских епископов. Вследствие этого факты спутались до такой степени, столько создалось противоречий в хронологии, что в новейшие времена самые горячие защитники Длугоша и его подражателей не были в состоянии, не смотря на все свои старания, поддержать и защитить их пред судом истории. Позднейшие польские историки не только не давали себе труда отыскивать следы православия в начале христианства в Лехии, но считали для себя грехом замечать их там, где они попадались им на глаза. Бантке отмечает, что во время Сигизмунда III, в 1622 г., иезуиты, завладев библиотеками и цензурой, публично жгли на варшавских площадях все, что напоминало православие в Польше и не соответствовало их целям.

Самое греко – кафолическое исповедание польские историки называли языческим или варварским. Это было отчасти заимствовано у западных народов латинского исповедания, которые как в частных, так и официальных сношениях называли иноверцев язычниками. Это правило было введено после отпадения Рима от кафолической церкви и продолжалось довольно долго ². Подражая Западу, а особенно Риму, польские историки усвоили себе это обыкновение и начали относить греко-кафолическое к язычникам. Так, напр., известно, что Длугош называл греко-славянское исповедание и греческую веру идолопоклонством ("idololatria"): "Theodoricus genere Ruthenus" —говорит он, — "et qui idololatria relicta rectam fidem professus erat... Rutheni qui et ipsi catolici aestimari solunt" ³.

Подобные уверения доказывают только невежество польского народа, мало ознакомленного с географией, всеобщей историей, менее же всего с историей христианской церкви.

Начало христианства Польши поляки считают от Мечислава после его женитьбы на Домбровке, не смотря на то, что их же историки утверждают другое, а именно, что христианская вера появилась в Польше прямо из Иерусалима чрез апостола Андрея ⁴.

Христос, как свидетельствует об этом польская легенда, чудесным образом ниспослал полякам Своих апостолов Кирилла и Мефодия.

"В Гнезне одновременно праздновали пострижение своих сыновей князь Попель и бедный земледелец Пяст. В это время пришли двое странников. В дом князя их не впустили, тогда они отправились к Пясту, который их очень сердечно принял. Из благодарности странники сотворили в доме Пяста чудо: кушанья и вино не только не убывали во время пиршества, но увеличились настолько, что Пяст, с согласия странников, пригласил на пир самого князя Попеля с его гостями. Над сыном Пяста совершен был странниками обряд пострижения, и ему было дано имя Земовит. Присутствующие на этом торжестве пророчили вновь постриженному сыну Пяста светлую будущность, что и исполнилось. Князь Попель был вскоре изгнан, а на его место избран Земовит" ⁵.

Земовит был христианином восточного исповедания и был окрещен, одновременно с пострижением, двумя странниками, в которых одни историки усматривают Кирилла и Мефодия, другие же, как, напр., Богухвал, Длугош и Кромер., Божиих ангелов, иные – же двух священников, посланных в Лехию Святополком, с целью распространения веры ⁶Что Земовит был христианином восточного исповедания, это подтверждает польский историк Адам Нарушевич, говоря: "мы находим в сочинениях чужих и своих о Земовите, прадеде Мечислава, некоторые следы того, что он был христианином, будучи обращен или Кириллом и Мефодием, апостолами всей славянской земли, или посланными ими" ⁷.

Первым краковским епископом православного исповедания польские летописцы и историки называют Прохора, который в 955 г. занимал краковскую епископскую кафедру, когда ни у поляков, ни у чехов не было еще латинского епископа; умер же Прохор, как об этом свидетельствует Длугош, в 986 году ⁸

В Гнезне находятся развалины кафедрального собора, "который является произведением византийских влияний, а во всяком случае восточных, не местных" ⁹.

В Сандомире находится церковь, о которой Сейковский пишет: "Церковь св. Якова, первая и самая давняя, принадлежала доминиканцам русской религии, в которой Русь совершала свои богослужения и погребала умерших, как это можно видеть из богатых камней перед главным престолом, на котором находятся четыре медные епископские митры, а пятая вправлена посредине. Этот костел или церковь пережила политические бури, разразившиеся над Сандомиром. Колокол этой церкви имеет тысячу лет, и на нем есть хорошо сохранившаяся греческая надпись" ¹⁰.

Память о св. Кирилле и Мефодие, как патронах и просветителях Польши, относятся к древнейшим временам ¹¹ Поляки с древнейших времен до-сего дня причисляли и причисляют их к своим первейшим учителям христианской веры и посвящают их памяти день 9 марта. В богослужении на этот день в польском требнике, между прочим, находится такая молитва: "Ты, который через благословенных пастырей и истинных Твоих последователей и наших патронов Кирилла и Мефодия ниспослал на нас милость познания единой истинной веры ¹²... Этот требник был составлен при Гнезненском соборе, а потому не подлежит сомнению, что апостольская деятельность Кирилла и Мефодия объяла не только Малую Польшу, но и Краковский округ, то-есть, можно сказать, самую голову и сердце Польши, которые заключались в то время в Гнезне и его окрестностях. Даже в позднейшее время польский историк XVII века Пясецкий, иезуит, которого нельзя заподозрить в благорасположении к восточной Церкви, следующим образом обрисовывает значение для Польши апостольской деятельности Кирилла и Мефодия: "Польша, наравне со всем славянством, со страхом избегает распространения у себя немецких наук и искусств, считая их вредными и отбрасывая, как подозрительное, все, что происходит оттуда, за исключением механических изделий. Вследствие чего и веру христианскую славяне не хотели принять от немцев, а приняли ее от восточных греков Кирилла и Мефодия и только потом от галлов и немцев" ¹³.

Бросим здесь взгляд на деятельность этих двух апостолов. Императорское оружие, уничтожая границы западной славянской земли, открывало немецким миссионерам дорогу к апостольству среди славян. Зальцбургское, пассавское и регенсбургское епископства, расширяя со времен Карла В. свои владения в славянских землях, старались обеспечить свою власть, устраивали духовную иерархию, воздвигали церкви, щедро одаряемые поместьями; диоцезии не были, однако, строго разграничены. Каждый из епископов хотел захватить как можно больший округ, Между ними начались интриги и ссоры, которые, наконец, разрешил в Регенсбурге (829 г.) император Людовик Святой таким образом, что земли, лежащие на восток от Лысой Горы (Kahlenberg) и разделенные реками Справой и Рабой, должны принадлежать северной и восточной частями к пассавскому, а южной и западной к зальцбургскому епископству. Вследствие этого Моравия осталась причисленной к пассавскому епископству, а в южных от Дуная странах, равно как и в княжестве нитравском распространилась власть зальцбургского архиепископа, стараниями которого было возведено около 836 г. много церквей в княжестве блатненском и в Нитраве. Чехи оставались еще в язычестве и независимости от империи, но крещение в Регенсбурге в 845 г. ¹⁴ 14 чешских вельмож с их челядью подало регенсбургским епископам повод к распространению своей власти и на чехов, что продолжалось вплоть до учреждения пражского (973 г.) епископства.

Однако, усилия немецких епископов к распространению среди славян христианства не принесли желанных результатов. Язычники, видя постоянные набеги пограничных графов, грабежи и уничтожение немцами родных селений, не могли дружелюбно встречать их миссионеров и верить тому, что они проповедовали о добродетелях и любви к ближнему. Наконец, требование десятины и отправление богослужения на латинском языке ни мало не располагало славянский народ к принятию чуждого ему и непонятного учения. Поэтому неудивительно, что развитие учения Христа в Чехии, Моравии и Паннонии было очень ограниченно, хотя князь Моймир исповедывал христианство, а князь Ростислав заботился об уничтожении язычества ¹⁵.

Уже тогда немецкие епископы усматривали в религии средство к лишению славян их народности и стремились к слиянию их через Церковь с империей, что вытекало из понятия об универсальной власти римского императора. Ведь со времен Карла В. вырабатывалось всеобщее убеждение, что как император есть наивысший правитель всех народов, так папа – наивысший глава Церкви; что как императору и установленным им властям надлежит послушание, так папе и постановленным им епископам надлежит духовное почитание. Поэтому епископы заботились не столько о присоединении язычников к христианству, сколько о соединении славян с империей через присоединение их к немецким епископствам и о слитии их с немцами в один народ, платящий им десятину со своих доходов. Если славянский народ и не понимал этого, то невозможно, чтобы славянские князья и более влиятельные граждане, зная, как их родственники в Баварии и Тюрингии, с принятием от Рима христианства, утратили свою народность, не понимали, к чему вели усилия немецких епископов. Впрочем, присоединение Моравии к пассавскому епископству оскорбляло авторитет Ростислава.

Будучи от рождения христианином и имея перед глазами устройство христианских государств, Ростислав понял громадное значение христианства в государственной огранизации. Он имел для сравнения, с одной стороны, славянские народы, пребывающие в языческом невежестве без всяких средств к устроению себя, с другой – монархию франков, обязанную своим могуществом и значением единственно христианству. Чтобы сохранить независимость славян, было необходимо присоединить их к христианству; но при тех обстоятельствах, в которых находилась Моравия во время Ростислава, крещение народа римско-германскими миссионерами было невозможно, ибо оно приводило князя в зависимость от немецкой духовной иерархии, а через это — и в некоторую зависимость от империи. Избегая таких последствий и желая иметь собственную Церковь, отвечающую потребностям народа, охраняющую народные интересы, Ростислав надеялся учредить такую Церковь с помощью священников Востока, духовенство которого являлось более нравственным, чем западное духовенство.

В это именно время в Болгарии и Восточной империи готовились события, долженствовавшие оказать огромное влияние на будущность всего славянства.

В богатом торговом приморском городе Фессалониках, называемом по – славянски Солунь, два сына зажиточной, греческой семьи, получив тщательное образование, с молодости готовились к духовному званию. Старший назывался Мефодием, младший – Константином (впоследствии Кириллом). Спокойный, ласковый, погруженный в размышления о величии Бога, Мефодий рано ушел в монастырь на горе Олимп не той, которая некогда слыла местопребыванием греческих богов, а на Халкедонском полуострове, называемом теперь Афон. Там он привял посвящение в духовное звание. Константин имел совершенно иные наклонности. Обладая живым воображением, горячим сердцем, обширным умом и необыкновенной энергией к смелым предприятиям, Константин, отдавшись наукам, был принят при императорском дворе в Константинополе и так прославился своим умом, что его повсюду называли философом. Ему открывалась дорога к наивысшим государственным должностям, но душа его, исполненная благочестия, жаждала трудов, самопожертвования во имя христианства и блага людей. Окрестности Салоник были заселены множеством славян, пребывавших в языческом невежестве. Константин возымел мысль приложить старания к просвещению славян с помощью христианства, и зная отлично славянский язык, старался постигнуть, изучить и приспособить азбуку славянского письма. Эта работа требовала времени и спокойствия. Константин намеревался отправиться к брату Мефодию на гору Олимп и, вероятно, заняться обращением окрестных славян ¹⁶, но неожиданное обстоятельство бросило его в совершенно другую сторону.

Хозары обратились к константинопольскому двору с просьбой прислать им учителей, для ознакомления с христианством. Следовало послать людей ученых, красноречивых ораторов, и притом неустрашимых и готовых на всякие опасности, соединенные со столь далеким и трудным путешествием. Выбор императора Михаила III пал на Константина, который сначала один, а потом, около 858 года, вместе с братом Мефодием отправился к хозарам. В бытность свою в Херсонесе таврическом Константин побудил местного епископа отыскать на морском острове, в развалинах церкви, мощи папы св. Климента, сосланного из Рима в Херсонес, а позже, около 102 г., брошенного в море с якорем на шее, по приказанию императора Траяна, за распространение христианства в Тавриде. Обретение мощей этого мученика, около 861 г., открыло братьям дорогу к самым святым подвигам.

Работая давно под составлением славянской азбуки, Константин по окончании миссии к хозарам, усовершенствовал славянское письмо и переводил духовные книги на славянский язык. Мефодий занимал должность архимандрита Полихронского монастыря на берегу Мраморного моря, в Малой Азии.

Тем временем Ростислав, сговорившись с моравскими князьями Святополком, князем нитранским, отправил к императору Михаилу III посольство, прося прислать ему знающих славянский язык священников. Этим чрезвычайно ловким в политическом отношении поступком Ростислав не только устранял влияние неприязненного ему немецкого духовенства, но еще приобретал себе дружбу восточного императора в противовес политике короля Людовика немецкого, который, с целью покорения Моравии, старался вовлечь в союз против Ростислава пограничных с нею болгар. Таким образом составились лиги: моравско-византийская против немецко-болгарской, управлявшие тогдашней политикой в придунайских странах.

Император Михаил благосклонно принял моравское посольство и, зная искусство солунских братьев в религиозных делах и в славянском письме, предназначил их к проповедыванию христианства в Моравии.

Братья, взяв с собою духовные книги, уже ранее переведенные на славянский язык, также мощи св. Климента, отправились в путь. Мать их, провожая любимых сыновей, со слезами молила, чтобы, в случае смерти одного из них, оставшийся в живых привез к ней тело умершего. Братья обещали свято исполнить просьбу матери, простились с ней в последний раз, отправились в путешествие к Ростиславу и прибыли в его столицу Велеград в июне 863 г. Однако, они не могли сейчас же приступить к великому делу, ибо это было бурное время, — время приготовлений к войне с немцами. Братья, поселившись в Велеграде, трудились над образованием порученных им Ростиславом учеников. Неприязненно смотрело на это немецкое духовенство. А когда, после несчастной для моравов войны в 864 г., немецкие епископы стали возвышать тон, апостолы Константин и Мефодий, понимая грозящую им опасность, избегали шумных городов, но, переходя с места на место по городкам и деревенским усадьбам, проповедовали славянскому народу в понятной для него речи слово Божие, стараясь искоренять непристойные языческие обряды и многоженство.

Одновремевно с проповедью у моравских славян, введено было христианство и в Болгарии¹⁷. Мы знаем, что еще раньше Константин Философ трудился над распространением учения Христа и обращал македонских славян в окрестностях Фессалоник. Но в каком именно году и кем был окрещен болгарский царь Борис, — это остается загадкой. Несомненно, однако, что это случилось около начала апостольства солунских братьев в Моравии, т.е. между 861-864 годами, а по новейшим исследованиям царь Борис был окрещен, вероятно, в 864 году св. Мефодием, который с этой целью прибыл из Моравии в Болгарию, в то время, как брат его Константин распространял христианство в Моравии.

Четыре с половиной года Константин и Мефодий апостольствовали в Моравии и соседних странах, проповедуя слово Божие моравам, чехам, словакам, полякам, лужичанам, основывая церкви и часовни. И славяне были рады слушать учение о величии Бога на своем языке, но этим были недовольны немецкие епископы, особенно зальцбургский и пассавский, которые с распространением учения славянских братьев теряли славянскую паству, а с ней – десятины, земские поместья и политическое влияние. Пользуясь спорами константинопольского духовенства с римской Церковью, столь обострившимися, что патриарх Фотий объявил папу Николая I еретиком и отлучил его от Церкви (867 г.), и тем, что Константин Философ с молодости был в хороших отношениях с Фотием, — папе донесли, что славянские апостолы возбуждают народ против него, что, под видом богослужения на славянском языке, вводят ересь и т.п. Папской столице следовало предотвратить дурные последствия борьбы двух исповеданий в одной Церкви, уразуметь основы славянских апостолов, наконец, успокоить народы, раздраженные интригами немецких епископов. Понимая все это, папа Николай I призвал братьев апостолов в Рим.

Хотя иерархически братья апостолы зависели от константинопольского патриархата, однако, на призыв папы они поспешили в Рим. Взяв с собою мощи св. Климента, чтобы вернуть их, как останки папы, городу Риму, братья через Паннонию отправились в Рим. В Венеции латинские священники, подстрекаемые зальцбургским архиепископом, набросились на славянских апостолов, "как враны на соколов" и, издеваясь над ними, говорили: "какие это вы сочинили для славян книги и поучаете их; ведь прежде никто не избрал их речи, ни апостолы, ни римский папа, ни теолог Григорий, ни Иероним, ни Августин". "Бог", — говорили, — "избрал только три языка: еврейский, греческий и латинский". Опровергая с достоинством упреки и ругательства, исполнители великого дела покорно шли в Рим, к которому привлекали с собою и миллионы принявших уже христианство и имевших еще быть окрещенными славян. Это понимала папская столица, и преемник Николая I – Адриан II сам вышел за город на встречу мощей св. Климента и славянских апостолов, в торжественном облачении, окруженный духовенством и толпами народа, с зажженными свечами в руках. С величайшей торжественностью, при религиозном пении толпы, мощи св. Климента были погребены в церкви, некогда выстроенной в честь его ¹⁸. Чудесное возвращение высокочтимых мощей мученика – папы наполнило сердца римского духовенства неописуемой радостью, участия к славянским апостолам, на долю которых выпала честь оказать тогдашнему христианскому Западу такую неоценимую услугу.

Однако, со стороны римского духовенства не было недостатка в неприличных поступках по поводу введения славянского языка в богослужебные книги. "Не годится", — повторяло оно, — "употреблять иной язык в богослужении, кроме трех известных". Тем не менее, папа Адриан II, выслушав славянских апостолов, похвалил их труд и, как бы в знак признания богослужения на славянском языке, освятил и положил на престоле в церкви св. Петра, духовные книги, написанные братьями Константином и Мефодием. Затем он поручил епископам Формозу и Гаудериху посвятить славянских учеников в пресвиторы и диаконы, а братьев Константина и Мефодия возвел в епископский сан. Так образовались иерархические ступени славянской Церкви, первыми пресвитерами и диаконами которой были: Горазд, моравянин, Климент, Наум, Ангелар и Савва, болгары или словенцы.

После обширных теологических диспутов, на которых ни один из местных кардиналов и епископов не мог сравняться в теологических познаниях с славянскими братьями, папа постановил ввести торжественно славянское богослужение, "чтобы весь свет знал, что во вселенской христианской Церкви, наряду с богослужением на латинском и греческом языках, существует еще богослужение на языке самого многочисленного в Европе народа, который, совершая службу Божию на своем языке, должен распространить славу Бога на неизмеримом пространстве". Понимая важность этого, апостольская столица сделала соответствующие распоряжения.

1. Петрушевич. Краткое историческое известие о введении христианства, стр. 19-20.
2. Известно, что римские прелаты называли приверженцев Греко-Восточной Церкви язычниками, варварами. и даже и сами папы не стыдились применять это оскорбительное название к православным, причисляя их к татарам. (См. Maciejowski, Historya Kosciola u Slowian. str. 122 и 168.
3. Длугош.. Hiitoria Polonica" I, lib. VIII, стр. 785, 849.
4. Bulinski, M. Historya kocciola polskiego, t. I, стр. 21. Starowolski Vitae Antistitum Cracoviensium. Cracoviae 1558, стр. 1. "Est in comperto, religionem christianam non primum sub Miecis lao in Polonia coepisse; sed a principio statim promulgati Evangelii, per universam fere Slaviam, seu Sarmatiam, dominatricis Romae aemulam, per Ponti habitatores, qui Hierosolymis suum idioma ex ore Petri concionantis sacra Pentecostes solennitate, audierunt, nostris regionibus illatum fuisse: sub Miecislao vero, qui toti Vandaliae seu Poloniae tunc imperabat cultum illius et ritus publico edicto extulisse signa". Narbut. Dzieje stasozytne narodu Litewskiego. T. III, стр. 150. Lubenski. Series res gestae episcoporum Plocensium. Pagi IV, стр. 10.
5. Martini Galli chronicon ed. Bandkie, стр. 19-28.
6. Святополк имел под рукой двух священников, которые служили ему в разных политических делах... их священническое звание делает вероятным, что постригая Земовита они его окрестили: совершить же оба обряда они могли, считая первый обряд светским, второй —духовным. Ossolinski-Wiad. hist. kryt. t II, J4 44, стр. 568.
7. Naruszewicz, т. IV, кн. 5, стр. 15-16. Bielowski "Wstep krytyczny do dziejow Polski", стр. 517.
8. "Prohorius primus Cracoviensis Ecclesiae archiepiscopus* Dlugossi t. I lib. II pag. 108. — Bielowski. Monumenta Poloniae historica II, стр. 828.
9. Bolinski i Lipinski "Starozytna Polska, т. I, стр. 223. Там же на стр. 224 идет речь о том, что с VIII до конца X века в Польше господствовал византийский стиль.
10. Seykowski. "Dni roczne sw. zakonu kaznodziejskiego*. kranow. 1733.
11. Maciejowski. „Hist. prawod. slow." т. II, cip. 127.
12. "Qui nos per beatos pontifices et confessores Tuos nostrosque patronos Cyryllum et Metho dium ad unitatem fidei Christianae vocare dignitus es" Friese, т. I, стр. 89.-Bielowski, „Monum. Poloniae histor." т. I, стр. 80.
13. Piasecki.. Chronica". Crac. 1645, стр. 41.
14. Annal. Puld. an. 845. Hludovicus quattuordecim ex decibus Boemonarum cum hominibus suis christianam religionem desidetantes suscepit, ei in octavis Theophaniae baptisari iussit. Pertz. M. G. I, 864.
15. Wilxelm Boguslawski "Dzieje Slowianszcyzny" т. III, стр. 74–75.
16. "Житие Константина" гл.16. Denkschrift der Akademie der Wissenschaften, стр. 227.
17. В солунском предании читаем: Bulgares magna me lactitia receptum Ravenium in urbem prope Bregalnitzam flumen duxerunt. Ego illis conscripsi litteras quinque et triginta. Bulgares autem, quamquam ipse eos pauca docui; tamen multa didicerunt; Deus eos fidem christianam docuit jamque fides orthodoxa suscipiunt Deoque, quae ejus sunt, tributum. Подобное в Obdormito св. Кирилла: Post Bregaenitzam pronctus Sclavonios nonnullos jam baptisatos invenit Reliquos autem postquam baptizavit, ad veram fidem duxit librosque litteris Sclavicis scripsit: sunt autem facti per eum christiani quattuor milia et quinquaginta.
18. "Sepelierunt autem corpus sancti in ecclesia, quae in ejus nomine diu autea fuerat constructa". Leg. Moravica 6. "Corpus Sancti Clementis in sua ecclesia, quae sibiantea multa tempora fuit fabricata, collocavit, et honoriflce sepelivit". Leg. Cracoviensis, cap. 6.